За совершившим налет на УФСБ спецслужбы наблюдали не первый год

 Алексей Шишкин, директор Хабаровского технического колледжа:

 - Он поступил к нам в 2015 году на специальность «Прикладная геодезия». Обычный мальчик, учился средне. Учиться ему 3 года 10 месяцев, он и половины не осилил. Стал прогуливать. Но мы его не спешили отчислять, разные варианты предлагали, лишь бы учебу продолжил. После случившегося я собрал коллег, озвучил им, что виновником нападения на УФСБ оказался наш студент, попросил, чтобы не искажали информацию - сейчас чего только не пишут. Личное дело в колледже уже изъяли.

 Екатерина Стафеева, руководитель воспитательной работы:

- Примерно в конце сентября на первом курсе его одногруппники увидели, как он расклеивает листовки с фашистской свастикой. Они его окружили и привели в кабинет директора. Мы с ним разговаривали. Сразу позвонили маме, но она с нами отказалась общаться, заявив, что это его право. Когда пытались сказать, что у него какие-то непонятные взгляды, она ответила, что у Антона своя точка зрения на всё. Сразу сообщили в ФСБ. Они пришли, сказали: «Да, мы такого знаем. Он у нас стоит на учете, мы его наблюдаем не первый год. Он никакой агрессии не проявляет».

Мы стали присматриваться к нему, работать с ним. Антон всегда был одиночкой, сидел всегда один, ни с кем не общался. Но оценки получал неплохие, неглупый мальчишка. В какой-то момент сошелся с одним из одногруппников и стал отходить душой. Стал участвовать во всех мероприятиях, приходил на субботники, на соревнования. Живее как-то стал. Но потом приятель не стал у нас учиться. Мы сотрудников ФСБ еще потом приглашали, интересовались, как он (Антон). Они говорили: «Опасений не вызывает». Хотя наш социальный педагог нашла его страницу в социальной сети, там оказалось, что мальчик в группе «Штольц». Там свастика, ножи какие-то. И страница Антона Васильева – это сейчас уже, а тогда другая была. Он опять никак не объяснил это.

Мы стали беспокоиться, когда он после нового года стал пропускать занятия. А с середины марта вообще перестал ходить на учебу. Нам говорил, что якобы сидит c сестрой, которая учится в начальной школе. Звонили маме и бабушке, интересовались: может быть тогда перевести его на заочное. Случившееся стало для меня шоком. Когда увидела его фотографию, поверить не могла. Думала - хоть бы не он. Было жалко его. Но когда узнала, скольких он убил человек, стало очень горько.

 Анастасия Адливанкина, заведующий отделением «Прикладная геодезия и картография»:

- Когда Антон начала пропускать занятия, я звонила его матери. Рассказала, что он постоянно ссылается на необходимость присматривать за сестренкой и помогать бабушке. Мама сразу парировала, что такого не может быть, с ребенком сидит бабушка, и Антон ни при чем. Какое-то время она контролировала, мальчик стал появляться на занятиях. Но это было недолго, 20-21 марта он снова перестал ходить. Не могу сказать, что мать им не занималась, - она всегда отвечала на звонки.

То, что пишут, будто мать Антона - алкоголичка, - не знаю, у меня ни разу такого ощущения не появилось. Он не был самым худшим, не был заядлым прогульщиком. Просто был немножко замкнут в себе. Я двояко отношусь к этой трагедии. Смотрю на него как на террориста - понимаю, что это ужас. А как к своему студенту - испытываю жалость. Потому что действительно кто-то где-то ему залез в мозг, и это все на него нагрузил. Это кем-то сделано, не сам он это все придумал.

 Ирина Фомкина, классный руководитель:

 - У Антона был большой интерес к истории и обществознанию. Он всегда помнил даты, фамилии, всегда тянул руку. С ним было легко работать. В 2015-м, когда был кризис на Украине, и дети об этом говорили, он яростно защищал украинский режим, украинскую хунту. Аж выпрыгнуть из себя готов был. Он свою позицию не обосновывал, всегда говорил только: «Россия виновата, кризис из-за России».

 По остальным темам, в том числе по теме Великой Отечественной войны - он учил все, но таких яростных споров не было. И я никогда не видела у него ненависти к людям других национальностей. Считаю, что он был поставлен в какие-то материальные обстоятельства. С него потребовали деньги, и он вот пошел на преступление. Я себя виню только в том, что, когда он в марте забросил учебу, я сразу не поехала к нему домой.

Но я его встретила в холле в колледже, стала спрашивать, почему он не ходит. Говорила, что ему надеяться не на кого, надо получать специальность. Он после этого даже взял задания у нескольких преподавателей. Он все говорил, что сидит с сестрой, которая учится в начальных классах. Он даже на первом курсе часто отпрашивался, чтобы ее забрать из школы. Похоже, он трепетно относился к своей семье. Помню такой момент: собрание после первого курса. Антон накануне сказал, что придет мама и просил ничего плохого ей про него не рассказывать, потому что она беременная. После того собрания мать подошла ко мне, сказала, что уезжает в другой город. Дала телефон бабушки, объяснила, что Антон останется с ней. Это было в конце первого курса.

Весь первый курс он был достаточно благополучным. Примерно с начала марта в этом году он стал каким-то взвинченным. У нас было чаепитие, он еще говорил как-то странно, и пытался выглядеть веселым. Я его не узнала. Но это было не из-за каких веществ, точно. Ему явно хотелось казаться веселым, а на самом деле, видать, было плохо. И вот когда он совсем перестал посещать занятия, я ему звонила, телефон был недоступен. Бабушке звонила - она пообещала поговорить. Позвонила маме, а она говорит: «А я в больнице». Я даже не знала, что она болеет. Она же замуж вышла, переехала на новое место.