Само слово «манипулирование» означает, что человеком управляют как неживым предметом. Как будто это робот: есть у него такие кнопки, нажмёшь на нужную – получишь то, что хочешь.

Серёжина мама – деловая мама. Она очень занята. Домой приходит измочаленная, без сил. И как-то непонятно, замечает сына или нет. И сыну поэтому тоже как-то непонятно, есть ли он на свете или его нет.

Ребёнок уверен в собственном существовании только тогда, когда его замечают другие, прежде всего, самые близкие люди. А если они не замечают? Надо как то сделать, чтобы заметили!

Однажды Серёжа заболел. Было ему тогда почти три года. От природы на редкость здоровый был мальчик. Но вот заболел всё-таки.

Это было такое счастье! Мама сидит дома. Мама всё время с ним. Она ухаживает за ним, заботится о нём, беспокоится о нём. Ура, я есть! Я существую!!

Серёжа болел долго, непонятно даже почему. Вроде бы было простое ОРЗ, а мальчик очень здоровый, захворал в первый раз.

С тех пор Серёжа стал болеть. Я видел его медицинскую карточку. Чего там только нет!

Может ли ребёнок болеть специально? Знакомый профессор медицины, педиатр, нисколько не удивился моему вопросу, сказал: «Господи! Ну, конечно!»

Оказывается, это «научно-медицинский факт»: дети нередко болеют специально! И не только дети! Есть целая литература на эту тему. Болеют не «от чего», а «для чего»: чтобы решить какую-то свою человеческую проблему, которую по-другому решить не удаётся.

Как это происходит, до конца пока неясно, – как и многое пока ещё нам неясно в человеке. Но это факт: не только тело влияет на дух, но и дух влияет на тело. Причём, влияет вполне целенаправленно.

Разумеется, в данном случае «специально» не значит «сознательно». «Решило заболеть» не сознание, а подсознание ребёнка.

Тем самым Серёжа научился управлять своей мамой, добиваясь от неё удовлетворения своей органической потребности быть в центре её внимания, быть тем, кого она замечает. Увы, это сделало мальчика неврастеником.

Впрочем, несчастного ребёнка не всегда просто распознать. Вот Таня – она кажется очень счастливой. У неё и мама, и папа, и бабушка. Бабушка и мама не работают. Папа работает и очень много зарабатывает. У Тани столько нарядов, сколько не у всякой кинодивы бывает. Иногда в течение дня её переодевают раз по пять и всё такое красивое, тщательно подобранное. Какие причёски ей бабушка делает! Какие вкусные вещи покупает! Но – всё это не просто так. Бабушка и мама любят послушных детей.

И Таня очень быстро научилась: склони головку, пригорюнься, потупи глазки, а то и слезу пусти. И простят. За спиной у взрослых делай, что хочешь, но не попадайся! А попалась – сумей угодить, разжалобить, продемонстрировать беспомощность.

Так делают животные: если большая собака нападает на маленькую, та принимает «позу покорности»: валится на спину, лапки кверху, как щенок, демонстрируя полную беспомощность, – и агрессор отступает.

Таня всегда весела, довольна, безмятежна, здорова. Но подлинной любви, настоящих человеческих отношений она не знает. Человеческого счастья не знает эта девочка: его заменяет животное довольство.

Она научилась управлять близкими взрослыми (хотя им кажется, что это они ею управляют). К чему это приведёт для неё?

Грозятся наказать? Надо заплакать, изобразить неутешное горе – простят! Хочешь, чтобы родители купили что-то? – веди себя как пай-мальчик (или пай-девочка) – и всё будет! И т.д., и т.д., и т.д.

Кто же кого здесь воспитывает? Если не взрослые управляют ребёнком, а он ими управляет?

Впрочем, для ребёнка это всегда кончается печально. Только он сам об этом не подозревает. Он живёт здесь и сейчас и хочет добиться чего-то сейчас, притом, сам того не осознавая. Откуда ему знать, к чему это может привести, как это отразится на его жизни?

Конечно, только взрослые способны осознать ситуацию и овладеть ею.

Нет, я вовсе не хочу сказать, что с детьми нужно вести себя всегда так, чтобы они от нас никогда ничего не могли добиться. Ребёнок попросил – папа или мама купили. Это совершенно нормально.

Но это и не значит становиться объектом манипуляций. Здесь всё делается явно, и взрослые понимают мотивы ребёнка и сами принимают решение.

Когда же нами манипулируют, мы превращаемся в биологически живые куклы, которые кто-то дёргает за ниточки, а куклы этого не замечают.

Превратив маму в куклу, ребёнок может добиться от неё каких-то сиюминутных прагматических целей. Вот только он при этом потеряет маму. Потому что кукла, пусть и биологически живая, не может быть матерью. Не может быть другом и воспитателем.

Он что-то приобретёт – но чего-то другого, гораздо более важного, лишится. И не его в том вина.

Когда мы даём детям возможность манипулировать собой, мы теряем себя: перестаём быть взрослыми людьми, разумными, сознательными и ответственными. Перестаём быть родителями и воспитателями собственных детей. Мы больше не хозяева положения. С ребёнком что-то происходит, а мы и не знаем, что.

Серёжина мама кажется самой себе Хорошей Мамой, когда она самоотверженно ухаживает за больным сыном. Это даже приносит ей какое-то удовлетворение, потому что в глубине души она чувствует, что работа для неё на первом месте и сыну она уделяет мало внимания.

Танины мама и бабушка уверены, что они хорошо заботятся о Тане: она у них послушная, ухоженная, весёлая, здоровая.

Слепота взрослых губит детей.

Когда тот, кто должен быть ведомым, превращается в ведущего, то впору вспомнить изречение из Евангелия: «Может ли слепой вести слепого? Не упадут ли оба они в яму?»

И кто тогда будет в ответе?

Любой ребёнок в своей жизни совершает одно очень важное для себя открытие: он обнаруживает, что своим криком, плачем, движениями ручек и ножек может управлять поведением тех, от кого зависит удовлетворение его потребностей и желаний, – мамы, папы, бабушки, няни. И тут же начинает этим пользоваться.

Удивляться здесь нечему: ведь и животное может научиться манипулировать человеком. Собака, которая хочет гулять, лает, носится по комнате, пристаёт к хозяину и, в конце концов, может допечь его – он действительно пойдёт с ней гулять, хотя ещё не пришло время. И собака «поймёт»: так можно добиться своего! А ребёнок, уж конечно, «не глупее» собаки.

И вот, когда он сделал это открытие, то всё будет зависеть от близких взрослых, прежде всего, от мамы. Если она сумеет разобраться, где тут крик и плач, вызванные серьёзными причинами; где проявление потребности, которую нужно удовлетворить, а где каприз, своевольное желание получить дополнительную порцию внимания и ласки; если её реакция определяется её осознанным решением, если это не импульсивный ответ на то, что делает ребёнок, на его крик и плач, то постепенно маленький тиран заметит: ничего не получается! Оказывается, этими взрослыми нельзя манипулировать: они делают только то, что сами решили сделать – независимо от моих желаний. Они неуправляемы!

И что ещё одно важнейшее открытие: оказывается, другие люди существуют не только для удовлетворения моих желаний! Они реальны, они – сами по себе!

Всё это происходит тогда, когда ребёнок ещё не умеет ни ходить, ни говорить. Тем не менее, у него уже появилась определённая позиция по отношению к взрослым (и даже – вообще к людям): либо это позиция «все люди – для меня»; либо – «люди существуют сами по себе, независимо от меня».

И затем ребёнок уже, во многом, ведёт себя, исходя из этой, укоренившейся в его подсознании, позиции.

Известно, что дети во время т.н. «кризиса младенческого возраста» (он бывает в 2-3 года) крайне нуждаются во внимании взрослых ко всему, что они делают, и в одобрении взрослых. Но что если достаточно внимания и одобрения ребёнок не получает? Он попытается привлечь к себе внимание «плохим поведением»: будет кричать, шуметь, станет чудовищно назойлив. Добьётся своего? Тогда такое поведение начнёт закрепляться.

Вполне вероятно, что, став школьником, этот ребёнок будет таким же способом привлекать к себе внимание учителя и одноклассников: в его подсознании «записано», что люди обращают на него внимание тогда, когда он «плохо себя ведёт».

Конечно, важно не только осознать, разгадать попытки детей манипулировать нами. Важно их предупредить, а это возможно, если мы удовлетворяем все, или по крайней мере, почти все основные потребности ребёнка: как биологические, так и духовные.

И всё-таки избежать соблазна поманипулировать взрослым человеком дети, как правило, не могут. Причина не в их испорченности, а в их слабости. Это естественно для них.

Но если мы не поддаёмся, если «ниточки», привязанные к кукле, рвутся в руках ребёнка, и он обнаруживает, что кукла – вовсе не кукла, а человек, живое существо, самостоятельное и свободное, что им невозможно манипулировать, – то вот тут-то и начинается его социализация: теперь он учится понимать людей, строить с ними отношения на равных.

Если же ребёнок научился манипулировать близкими взрослыми, и это его вполне удовлетворяет, то происходит самое страшное: его развитие тормозится. Он уже не пытается чему-то учиться в общении с людьми: ему кажется, что он уже научился всему, что ему нужно.

Но ведь живое тем и отличается от неживого, что движется, меняется, развивается. А такой ребёнок перестаёт развиваться, по крайней мере, в этом отношении.

Привыкнув быть окружённым куклами, взаимодействовать с куклами, он сам постепенно становится куклой.

Есть такая восточная игра: несколько кукол особым образом связывают тонкими нитями. Если дёрнуть одну из них, все фигуры начинают двигаться: одна делает шаг, другая поднимает руку, третья открывает рот. Они как бы живут самостоятельной жизнью. И каждый раз это происходит по-другому.

Одна кукла приводит в движение другую, та – третью. Одна словно бы отвечает другой. И детям нравится эта игра, им кажется, что куклы – живые, что они «пляшут сами по себе».

Но это – иллюзия жизни, а не подлинная жизнь.

————

Вадим Слуцкий, г. Петрозаводск

«Газета для родителей», №11/77 ноябрь 2011 (Первая публикация – газета «Детский сад со всех сторон»)

Оценили: 4, рейтинг: 12